«Мифы о загробной жизни» — популярный пересказ мифов о загробной жизни и загробном мире и авторский комментарий к ним. В книгу включены пересказы героических европейских, и в частности скандинавских, сказаний о героях Вальхаллы и Елисейских полей, античных мифов и позднейших христианских и буддийских «видений» о рае и аде, первобытных мифов австралийцев и папуасов о селениях мертвых. Центральный сюжет мифов о загробном мире — путешествие героя на тот свет (легший позднее в основу «Божественной комедии» Данте). Приведены и рассказы о вампирах — «живых» мертвецах, остающихся на «этом свете (в том числе и о знаменитом графе Дракула).
Такие виды искусства, как театр и портретные изображения, также оказываются связанными с культом мертвых.
Книга рассчитана на всех, кто интересуется историей, мифами и сказками.
У народов окраин ойкумены, сохранявших быт каменного века, мифы о загробной жизни сводились, как правило, к представлениям о том, что на том свете умершие продолжают жить так же, как на земле, только пища их — яд для живых; живые были духами для обитателей иного мира и т. п.
У полинезийцев и других жителей Океании, знакомых с земледелием, культом вождей, имевших развитую мифологическую космологию и помнивших о миграциях с одного острова на другой, мифы о загробной стране и ее месте в мифологической картине мира были более сложными.
Гавайцы различали три вида духов. Первые — бездомные: при жизни они не имели многочисленных друзей и богатства. Поэтому их загробное пристанище — безлюдные места и леса, питаться они вынуждены насекомыми. Вторые — духи предков, покровителей семьи. Они обитают возле дома, где-то на западе (где заходит солнце). Наконец, третьи — милу, те, кто прошел все испытания на пути в Милу, загробный мир.
Духи-предки помогали живым во всех делах, могли прислать тучи с плодородным дождем. Но более всего почитали предков не в Океании, а в Африке.
Скандинавский пантеон в том виде, в каком он нам известен из древнеисландских средневековых памятников, имеет одно разительное отличие от прочих пантеонов индоевропейцев. Место высшего небесного бога в нем занимает Один, который если и имеет отношение к небу, то не к дневному и светлому, а к мрачному и угрожающему, ведь он бог бури, а не оплодотворяющей грозы. С ним связаны народные поверья о «дикой охоте»: он возглавляет полчища мертвецов, которые проносятся по небу в ненастные новогодние ночи. Он наделен шаманским даром проникать в преисподнюю Хель и вызывать мертвых. Сам он царствует над погибшими в бою мертвецами — героями, жителями своего небесного чертога Вальхаллы, «чертога павших». Недаром римский историк Тацит сравнивает его с проникающим во все сферы мироздания Меркурием — греческим Гермесом.
Забота о справедливости была присуща всем обществам, начиная с самых примитивных. Первобытный строй основывался на огромном количестве обычаев и запретов, и люди ждали, что нарушители общежития должны быть наказаны при жизни или, по крайней мере, на том свете. Загробный суд призван был урегулировать конфликты, не разрешенные в мире живых. Умершего на том свете встречали стражи загробного мира, и если тот не проходил испытаний, то превращался в злого духа, вымещавшего свою злобу на живых: соответственно суд над умершим касался не только мертвых, но и живых.
Греки были отнюдь не первыми, кому была известна идея возрождения через смерть — сошествие в преисподнюю. На Ближнем Востоке, в Месопотамии, там, где зародились земледельческие цивилизации и письменность, были открыты клинописные тексты 4—2-го тысячелетий до н. э., которые повествовали о сошествии в преисподнюю богини Инанны.
В Иране — стране, располагавшейся между миром ближневосточных цивилизаций и варварским миром севера Евразии, была создана дуалистическая мифология, в которой борьба доброго и злого начал обострена до предела. Она донесена до нас древним священным писанием «Авестой». В «Авесте» единственным создателем земли, неба и человека выступает Ахурамазда, творящий мир посредством или усилием мысли. Он сотворил все бытие, облек плотью духовные формы, которые предшествовали материальным, предначертал все благие мысли, слова и деяния.
Согласно Начальной русской летописи — Повести временных лет, — крещение Руси, благодаря впечатлению, которое произвел на крестителя Руси князя Владимира рассказ о грядущем Страшном суде, началось с отказа от фольклорного образа мира. Владимир принимал посольства от представителей разных вер и поначалу впечатлился рассказами болгар-мусульман о счастливой загробной жизни с гуриями исламского рая. Но воздержание от прижизненных радостей, в первую очередь от пиров с дружиной, на которых обсуждались все государственные дела, были немыслимы для русского князя. «Руси веселие есть пити», — заявил он послам-мусульманам, запрещавшим употребление вина.
Вера в спасение от смерти и адских мук в библейской традиции увязывалась с пришествием и судом Спасителя — Мессии. Иисус обещал скорое Второе пришествие («Бодрствуйте, се гряду скоро!») и окончательный — Страшный — суд. Сошествие во ад и спасение праведных уже до Второго пришествия вселяло надежды на то, что не только Енох и Илия могут сподобиться царства небесного. Помимо ожидания Страшного суда в конце света, стали распространяться представления о загробном суде, на котором решается судьба каждого умершего. «Малая эсхатология» давала надежду на то, что грешник сможет оправдаться во время загробного суда или получить облегчение своей участи на том свете благодаря молитвам — заступничеству праведных и Церкви.
Жанр видений того света повсеместно распространен как в фольклоре (уже шла речь о «божественной комедии» у австралийцев-аборигенов), особенно в многочисленных рассказах о путешествиях шаманов в иной мир, так и в книжности начиная с «Одиссеи». Книга Еноха послужила основой средневековой традиции видений. Венчала эту традицию «Божественная комедия» великого флорентийца Данте Алигьери, созданная в начале XIV века.
